"Визионерские" ландшафтыКопытин А. И.Что такое "визионерские" ландшафты? - Рукотворные "миры", порожденные видениями одержимых своей мечтой пассионариев? Взращенные на зыбких площадках маргинального сознания мини-Эдемы? А может быть страстно желающие слиться с уникальной духовной субстанцией того или иного места в пространстве Земли и Вселенной, исторгнутые из сущности своего творца и окаменевшие мыслеформы?
Их создатели самозабвенно посвящают многие годы и порой целые десятилетия реализации своих фантастических проектов. Редко, когда кто-либо из них является профессиональным художником, дизайнером или архитектором. Большинство из них - типичные представители аутсайдер-арта, самые обычные люди, в определенный момент своей жизни ощутившие непреодолимую страсть к творчеству и реализовавшие ее вопреки (или в силу) сложившихся обстоятельств. Все образцы "визионерских" ландшафтов являются плодом спонтанного творчества их авторов, как правило, творящих в полном одиночестве и зачастую в условиях непонимания или даже противодействия со стороны окружающих, воспринимающих их работу как угрозу для гармонии и "чистоты" окружающей среды. Иногда эти проекты воплощаются на участках, являющихся частной собственностью авторов, иногда - землях, принадлежащих государству или иным собственникам.
"Визионерские" ландшафты своеобразные откровения авторов, нередко переполняемых удивительными видениями, творящих "по наитию", повинуясь загадочным внутренним импульсам и императивам. "Классическим" образцом подобного искусства является, например, Идеальный Дворец, созданный скромным французским почтальоном Фердинандом Шевалем, как-то раз споткнувшемся о камень странной формы. Пораженный его видом, Шеваль начинает собирать подобные камни в огромном множестве, а затем создавать из них некое сооружение, которое спустя 33 года превращается в Идеальный Дворец. Ныне он представляет собой музей-заповедник неподалеку от Лиона.
Нечто подобное произошло почти сто лет спустя в Индии, в штате Кандагар, когда дорожный обходчик (Нек Чонд Саини), уверовав в то, что камни и скалы имеют свою душу, начал сооружать из них настоящий "заповедник" - населенный каменными существами и изобилующий многочисленными строениями, тропами и водопадами.
Примеры подобного творчества в чем-то схожи друг с другом, но при этом совершенно неповторимы, ибо они отражают своеобразие внутреннего мира и особенности мировосприятия своих создателей, стремящихся воплотить в творчестве некую высшую реальность, свой собственный Дом - Сад Познания, Сад Наслаждения, Грааль, Путь. Мобилизующая созидательную энергию визионеров-творцов сверхзадача по созданию подобных ландшафтов может показаться экстраординарной. Тем не менее, ни для кого не секрет, что все живые существа, в особенности, сложноорганизованные, обладают неким "инстинктом" и "волей", побуждающими их к организации собственного жизненного пространства таким образом, чтобы оно в наибольшей мере отвечало их потребностям (либо таким образом, чтобы окружающая среда и творец находились в отношений синергизма или взаимодополнения).
Таким образом, существуют некие глубинные детерминанты подобного ландшафтного творчества, далеко не всегда осознаваемые людьми, и эти детерминанты порой весьма далеки от социальных условностей и эстетических конвенций. Это дает основание рассматривать "визионерские" ландшафты как одну из форм брутального искусства или искусства аутсайдеров.
"Непричесанность", "грубость" и предельная искренность, объявленные основоположником art brut в качестве основных критериев подобного творчества - воплощенного в изобразительном искусстве, скульптуре, оформлении жилища или иных образцах - хорошо проявляются в "визионерских" ландшафтах. Их создателям часто нет никакого дела до того, что об их твореньях скажут или подумают другие, и насколько они соответствуют хрестоматийным образцам эстетического совершенства и функциональности. Они словно заново пишут "Катехизис" высшего мирового порядка в отдельно взятой части вселенной.
Хотя среди творцов "визионерских" ландшафтов немало чудаков и "отшельников", "дело их жизни" требует настойчивости, значительной затраты сил и времени, а также достаточной социальной компетентности, ибо оно так или иначе предполагает изрядную техническую сноровку и "встраивание" в "пространство" социальных отношений. "Поэтому" создатели "визионерских" ландшафтов, при всей своей эксцентричности, неизбежно становятся частью определенных сообществ и культур. Некоторые из них посвящают работе над своими проектами все свое время, другие совмещают это с работой и иными, более банальными занятиями.
При очевидном нонконформизме, самобытности и спонтанности их творчества, его связь с культурно-историческим контекстом достаточно значима. Некоторое сходство с "визионерскими" ландшафтами имеют образцы садово-паркового искусства более ранних эпох. В Европе, например, уже начиная с XVI века начинают создаваться садовые гроты, "эрмитажи" и более сложные ансамбли, отражающие игру фантазии их создателей. Задолго до эпохи Возрождения, однако, можно найти примеры удивительных сооружений, расположенных вблизи священных мест, на пути следования пилигримов, созданных словно "по наитию", как результат "божественного откровения" или интуиции.
Примерами проектов более позднего времени, в чем-то близких "визионерским" ландшафтам и нередко называемым "фантазийной архитектурой", являются проекты Антонио Гауди (1852-1926), австрийского художника Ф. Хандервассера и других. В предисловии к посвященной "визионерским" ландшафтам книге Деиди фон Шайвена и Джона Майзельса обращается внимание на тот факт, что, несмотря на наличие образцов "визионерских" ландшафтов во всех уголках мира, наибольшее их число находится во Франции и Соединенных Штатах Америки. "Не связано ли это" - вопрошает Дж. Майзельс - "с индивидуализмом, характерным для представителей этих двух наций, явившимся продуктом буржуазных революций и отражающим стремление к личной свободе? Несомненно, представители этих двух наций особенно настойчиво стремились освободиться от бюрократического контроля и не склонны поддаваться конвенциям. В обеих этих культурах высоко ценятся проявления творческой инициативы простых граждан и это помогает одиночкам - творцам "визионерских" ландшафтов - найти некую точку опоры внутри, необходимую для решения своих монументальных задач".
Однако это не означает, что их творения всегда принимаются их согражданами "на ура". Можно привести немало примеров разрушения или осквернения плодов их творчества соседями, родственниками или властями. "Дом зеркал", возведенный Кларенсом Шмидтом в г. Вудсток, штат Нью Йорк, был сожжен в 1968 г., в чем есть веские основания подозревать живущих неподалеку от его дома людей. Так называемый "Гейдельбергский проект" Тайри Гайтона из Детройта вызвал явное раздражение властей, дважды сокрушавших плоды его творчества с помощью бульдозеров. "Гора спасения" калифорнийца Леонарда Найта, снизу доверху испещренная евангелическими текстами, "низвергающимися" с ее вершины, вместе с потоками окаменевшей "воды", была объявлена властями штата "источником экологической угрозы" (по-видимому из-за обилия краски). Лишь благодаря поддержке друзей ему удалось уберечь свое детище от уничтожения.
Множество прообразов "визионерских" ландшафтов можно найти также в Восточной Европе, где традиции народного искусства просуществовали до конца XX века. В качестве примеров таких ландшафтов можно привести некоторые кладбища, встречающиеся на территории Сербии, Боснии и Румынии, где можно видеть оригинальные резные или расписные могильные памятники и надгробия. К этой же категории можно отнести и существующий на территории Литвы "Холм крестов" с его десятками тысяч неповторимых распятий.
Новейшая отечественная история, эпоха тоталитарных режимов, очевидно, не благоволила визионерам. Политические лидеры, "архитекторы" нового мирового порядка и немногочисленные избранные эпигоны монументального искусства узурпировали право людей элементарно распоряжаться средой своего обитания. "Визионерские" ландшафты советского времени - это ВДНХ и ГУЛАГи - окаменелые свидетельства культуры, изгнавшей реального человека за пределы "земного Рая". Ничуть не удивительно, поэтому, что чудовищные, продолжающие убивать и растлевать человека бетонные города социализма, заваленные помоями и фекалиями, являются тем пространством существования, в котором большинство российских граждан пребывают и поныне, смиренно принимая его, как единственно возможную безальтернативную среду своего обитания. Сквозь напластования тоталитарной эпохи (которая отнюдь не завершилась вместе с крахом системы социализма) то здесь, то там прорастают "грибы" в виде самобытных образцов "народного" творчества.
Художники С. Денисов и К. Шувалов, например, собрали уникальный фотоархив, свидетельствующий об эпохе расцвета и упадка детских площадок Ленинграда-Санкт-Петербурга. Некоторые фотографии из этого архива были представлены на выставке, прошедшей в рамках фестиваля "Неофициальная столица" (Санкт-Петербург, 2-9 мая 2000 года). Известный исследователь нонконформистского искусства Петербурга А. Хлобыстин пишет о детских площадках этого города следующее: "Ленинградские детские площадки отличает совершенно особая, сказочная и магическая атмосфера, поражающая воображение даже самых "продвинутых" художников. Со временем эти многочисленные произведения сотен профессиональных и кустарных мастеров, амортизированные поколениями детей, ремонтами, превратились в настоящие капища. Эстетика райков и лубка (архаическое и народное = детское) в итоге оказалась определяющей. В 70 гг. детские площадки выползли из дворов и начали захватывать Площадь Искусств, Адмиралтейский бульвар и прочие официозные пространства, увлекая за собой своих адептов - детей, пьяниц и влюбленных. Интересно, что на детских площадках советская идеология практически не заявляла о себе, что делало их зонами вольности и свободного творчества... Сейчас идет разрушение магической "экологии" детских площадок; они превращаются в руины и сливаются в своем полубытии с идолами тоталитарной эпохи, уже практически исчезнувшими из ландшафта города" (из анонса выставки "Упадок "Золотой Эпохи" детских площадок Ленинграда").
Примеры внимания, проявленного к ним современниками (в частности, упомянутыми петербургскими художниками), пока единичны, как, впрочем, и примеры интереса к аутсайдер-арту, в целом. Создаваемые на деньги зарубежных фондов или за счет бюджетных средств артефакты ландшафтных проектов (например, возводимые в Санкт-Петербурге безликие детские площадки "нового поколения", некоторые акции Русского Музея, скульптуры З. Церетели и др.) похожи на "отчеты" перед властьпредержащими и грантодателями с очевидным для них стремлением соответствовать определенным постсоветским конвенциям.
Завершая краткий экскурс в область "маргинального" ландшафтного творчества, хотелось бы еще раз процитировать авторов книги "Миры фантазии": "Посещение визионерских ландшафтов связано с опытом совершенно особого рода. Если при посещении картинной галереи мы можем лишь заглянуть через "окно" картины в мир творческого воображения, то здесь мы фактически пребываем в этом фантастическом мире, созданном самим художником. Когда нас со всех сторон обступают фантастические образы, мы начинаем ощущать себя в некой альтернативной реальности. Она уже - не отблеск фантазии, но ее реальная материализация. Эти гении-бестии, не слушающие никаких учителей, кроме себя самих, сотворили образцы уникального искусства. Годы самозабвенного труда, отданные каждым из них на создание единственной монументальной работы! И лишь единицам из них пришло в голову назвать себя художниками! Сколь же ничтожными представляются на их фоне многие из тех, кто величают себя этим именем!…Скромные, но гордые, они редко сомневаются в той силе, которая их переполняет, в неповторимости своей миссии и в том, что их творчество имеет безусловную ценность для этого мира" (von Schaeven and Maizels, 1999, p. 19).
1. См.: Von Schaeven, D. and Maizels J. (1999) Fantasy Worlds. Taschen: Koln, New York, London, Tokyo.
2. К сожалению, официозный "каток", прошедшийся по городу во время подготовки и празднования 300-летия Санкт-Петербурга практически начисто смял остатки подобного ландшафтного творчества. Отечественные "визионерские" ландшафты не стали еще предметом сколь-либо серьезных исследований.
